Отличаются ли нынешние вратари от старых голкиперов
Мы давно согласились с тем, что современные нападающие, игроки середины поля и защитники существенно, зримо отличаются от форвардов, хавбеков и беков прошлого.
И если сейчас, отдавая дань одаренности и подвигам кого-то из некогда блиставших, говорим, что он и в наши дни был бы хорош, непременно добавляем: «Притерся бы, перестроился, привык». «Звезды» футбола загораются не сами по себе, их выдвигает та командная игра, которую выработало время. А некоторым из «звезд» удается и самим, своим примером, продвинуть футбол вперед. Разумеется, есть в опыте мастеров былых дней черты и достоинства неувядаемые, передающиеся от поколения к поколению. И все же игра, которую предлагают нашему вниманию сегодня, игра, взломавшая жесткие исходные схемы, переключившая скорости на предельные, поощрившая общекомандную тактику с привлечением к любому маневру неожиданных сочетаний футболистов, совершенно естественно, неминуемо потребовала, чтобы каждый из тех, кого называют полевыми игроками, отвечал духу времени.
Ну хорошо, будем считать, что с теми, кто в поле, все ясно.
А как вратари? Отличаются ли они чем-то от старых голкиперов? Или, быть может, искусство защиты восемнадцати квадратных метров ворот от бешеного, назойливого мяча каким было, таким и осталось?
Закрываю глаза и пытаюсь представить, в каком движении, самом характерном, чаще других повторявшемся, запомнился мне Владислав Жмельков, спартаковский вратарь необычайной, единственной в своем роде судьбы. Ему было отпущено всего-навсего полтора сезона, парню из подмосковных Подлипок, и он покорил всех. Шутка сказать, его в тридцать девятом голосованием признали лучшим даже не вратарем, даже не футболистом, а лучшим спортсменом страны! Так вот, Жмелькова я вижу в броске. В каком угодно углу, в нижнем, в верхнем, под перекладинойон летит, тянется в ниточку, кончиками пальцев отводит мяч, и стадион поднимается на ноги, замолкает в удивлении, прежде чем разразиться овацией. «Один Жмель на такое способен!» — говорили на трибунах. Шесть или семь пенальти ему били за те полтора сезона, и ни одного он не пропустил. Бросок был его ответом на удар.
А теперь попробуем в воображении остановить сегодняшнего спартаковского вратаря Рината Дасаева в его характерном движении. Для меня он высокий, изогнувшийся, с пойманным мячом в поднятых руках: угрозы как не бывало.
Полвека разделяют эти скульптурные композиции. Скажут: разные люди, у каждого своя манера. Думаю, что такое предположение к разгадке не приблизит. Мне представляется, что неспроста Дасаев нисколько не напоминает Жмелькова. Другие времена, другая и игра.
Не раз, бывало, смотришь матч с участием иноземной команды и мелькнет: «Этого игрочка неплохо бы к нам». О вратарях никогда так не думалось, никакой зависти. Ясно, что и в других краях появляются отличные вратари, однако, по моим давним наблюдениям, нигде так постоянно, без перебоев, как у нас. Сколько лет минуло после того, как «в голу» стоял Николай Евграфович Соколов (видевших его в деле остались уже единицы), а классные вратари не переводятся. Вот и сейчас мы как должное принимаем выдвижение молодых А. Жидкова в «Нефтчи», А. Сацункевича в минском «Динамо», Д Харина в «Торпедо» (теперь в московском «Динамо»), А. Калинаускаса в «Жальгирисе». Существует ли секрет, есть ли право говорить о вратарской школе?
Алексей Хомич, которого в сорок пятом восхищенные его молниеносными прыжками англичане нарекли тигром, много лет работал фотокорреспондентом в «Футболе — хоккее». На следующий день после матча приносил он пачку снимков и раскладывал их на столе редактора.
— Алексей Петрович, вы же стояли возле тех ворот, куда забили два мяча. Где же эти моменты?
Хомич мнется, чешет в затылке.
— Да как можно было пропускать такие мячи? Я ему, пижону, кричу…
Дальше следовал показ: Хомич вставал перед дверью, которая должна была изображать ворота, приседал, выбрасывал в сторону руку.
— Надо было сделать шаг влево, а потом отталкиваться…
Я терпеливо смотрел и слушал, зная, что мое редакторское внушение бесполезно: опять Алексей Петрович «играл», позабыв про затвор фотокамеры. Так до конца и осталось его любимым занятием подсказывать из-за спины вратарям.
Лев Иванович Яшин говорил мне: «Ну кто нас, вратарей, мог учить? Побьет второй тренер по воротам — и на том спасибо. Друг у друга перехватывали. Я у Хомича… Он, наверное, еще у кого-нибудь…»
Хомич однажды, в минуту нечаянной крайней откровенности, поведал мне историю, которая его самого смущала и страшила.
— Оставляли меня, пацана, дома с сестренкой, ей, должно быть, год был. А ребята со двора хором орут: «Хома, выходи!» Как выходить, сестру не оставишь? Я ее в одеяло завертывал — и вниз. И укладывал вместо штанги. Она спала, а мы бились. Так я вам скажу, под ту руку, где она лежала, забить мне было невозможно. Вот что мы, дурачье, вытворяли. Если бы я увидел своего сына за таким делом, не знаю, что бы с ним сделал…
Хомич сидел потупившись: и сейчас, годы спустя, его жуть брала. Молчал и я: что тут скажешь, оба в возрасте дедов. И, чтобы снять неловкость, хоть чуть оправдаться, Хомич повторил:
— Честно говорю, под ту руку я бы мышонка не пропустил, сам бы убился…
Дасаев написал книгу «Команда начинается с вратаря». Из нее можно узнать, что его сначала опекал вратарь астраханского «Волгаря» Юрий Маков, что неизгладимое впечатление на него, мальчишку, произвел Анзор Кавазашвили, приезжавший со «Спартаком» на товарищеский матч в Астрахань, что позже он был многим обязан Александру Прохорову в «Спартаке» и Вячеславу Чанову — в сборной.
Какой разговор, вратарь — надежда команды, ее щит и броня, о нем так прямо и говорят: «выручил» или «не выручил». Он живет общими интересами с командой, может быть в ней влиятельным человеком, капитаном, как был Яшин в свое время, как ныне Дасаев в «Спартаке» и в сборной. Однако в ремесле своем, вратарском, он один, сам по себе. Вратарей тянет друг к другу, их разговор особенный, и на футбол они смотрят по-своему, и игра у них своя и переживания иные, чем у остальных мастеров. Сколько мне ни приходилось слушать Анатолия Акимова, Алексея Хомича, Льва Яшина, Алексея Леонтьева, Владимира Маслаченко: обо всем матче — вкратце, общими словами, а о вратарях— хоть час, хоть два, малейшее движение помнят, разберут. И всегда с сочувствием, с готовностью войти в положение, оправдать, ну а уж если «пенка», то с горечью, с обидой за то, что посрамлен человек их профессии, словно и они повинны.
Пожалуй, все-таки есть право говорить о советской вратарской школе.
Школа эта не в каких-то специальных учебных группах и отделениях, не в штате преподавателей и уж, конечно, не в велеречивом рассусоливании о «неиссякаемом роднике» и «непреры-вающейся эстафете». Школа в том, что у нас издавна сложился не отвлеченный, не расплывчатый, а по-рабочему точный образ классного вратаря, и каждый юноша, дерзнувший встать между тремя штангами, знает уровень, только достигнув которого, он может заслужить признание. Среди полевых игроков терпят тех, кто «так себе», но вратарь с подобной аттестацией — это невыносимо, беда, одни страдания.
И юные вратари вкалывают, помнят, что прощения им не будет, ничто не поможет, если не тянуться за самим Яшиным, не повторить его путь гордого, молчаливого труженичества.
Обязан признаться, что Ринат Дасаев довольно долго как вратарь внушал мне сомнения. И вряд ли я в ту пору смог бы внятно объяснить, что мне мешает считать его надежным. Сейчас, когда сомнения улетучились, я понял их причину. Его тонкая фигура, его тонкое лицо почему-то наводили на мысль о возможности рисовки, опрометчивости, легкомыслия. Наверное, потому так казалось, что все вратари, которых я прежде видел, и те, кого здесь упоминал, были сложения более внушительного, прочного, с лицами обветренными, резкими, грубоватыми. А тут ну прямо-таки нежный молодой человек. Что, если везун? Верно, ни в «Спартаке», ни в сборной лишних голов не пропускал, то и дело вытаскивал мячи головоломные. А что, если вдруг попадет под град ударов?
Своими сомнениями я ни с кем не делился и уж тем более не позволял себе их выразить в журналистской работе. Да и смешно было бы, если Лев Яшин твердо как-то мне сказал: «Дасаев? У нас— лучший!», когда Николай Петрович Старостин, начальник «Спартака», столь же твердо отозвался: «Ринат— человек умный и в коллективе ведет себя умно и играет с умом».
Потом еще один разговор с Яшиным. И такое его рассуждение:
— Труднее стало вратарей оценивать. Матч идет, сидишь, смотришь, а вратарь без дела, пустяками занимается. Тут, хлоп, мяч пропустил. И непонятно, что за вратарь?
Яшин произнес это, как ему свойственно, мягко, с улыбкой, не настаивая, скорее недоумевая.
А для меня его слова были дорогим подтверждением того, над чем думал.
Если вы помните, наш разговор начался с вопроса: отличаются ли нынешние вратари от старых голкиперов?
Да, отличаются. И сильно. Говоря попросту, прежде вратари были в игре чаще, чем теперь, им чаще били.
Защитники играли против нападающих «один в один», до «чистильщика» додумались позднее, и вероятность прорыва, прямого выхода к воротам была не то что велика, а постоянна. Да и наличие пяти (потом четырех) нападающих, каждый из которых чувствовал себя обязанным оправдать свое наименование, свой номер на спине, свое участие в игре ударом ради гола,— все это обеспечивало вратарям занятость сверх головы. Если сейчас вратарь в течение матча отобьет два-три сильных удара, он удостаивается печатных похвал. Прежде это дало бы повод отозваться, что он прохлаждался, бездельничал.
Если до сих пор фамилии Трусевича, Идзковского, Акимова, Хомича, Никанорова, Маргания, Леонтьева, Зубрицкого, Иванова окружены нимбом почтительности, то это потому, что в каждом матче они совершали бесстрашные подвиги: кидались в ноги, отбивали удары в упор, ныряли в свалку — словом, показывали себя невероятными храбрецами. Вратари «эры дубль-ве» были настолько влиятельными фигурами, что частенько победы записывали целиком на их счет.
Матчей, главными героями которых становились вратари, было сколько угодно.
Один из таких матчей даже в ту пору буквально потряс стадион «Динамо». В 1950 году играли ЦДКА и «Зенит». Играли в одни ворота, зенитовские. А их защищал Леонид Иванов, в сером невидном свитере, вроде спецовки, в рабочей кепчонке, плотный, широкогрудый, с сильными руками. Как только не били ему знаменитые армейцы — все тщетно, мяч— у него! Стадион ахал и вздыхал, большинство-то было за ЦДКА. Но постепенно, как это бывает с футбольной переменчивой публикой, она приняла сторону вратаря и уже не хотела, чтобы он пропустил, была не прочь, чтобы чудо свершилось. Иванов и не пропустил, ничья — 0:0. Его, Иванова, ничья, целиком и полностью. Два года спустя тренер армейцев Б. Аркадьев, когда ему поручили создание сборной, ворота доверил Иванову. Мне легко предположить, что тот матч стоял у него перед глазами.
Во Льве Яшине сошлось решительно все, чтобы вылепить образ всем миром признанного вратаря. Все— это преданность делу, бесстрашие, неуязвимость перед славословием, готовность признать, что в чем-то сплоховал, неприятие бесчестности в любом виде, уважение к противникам, привычка к тренировочному труду, высокий рост, длинные руки, чуткость тела к ответу на пущенный в его сторону мяч, называемая реакцией, и даже то, наконец, что, будучи рожден для вратарского занятия, ни на что другое не отвлекался.
И, тем не менее, думаю, лепка его образа оттого удалась в полной мере, что он поднялся в то время, когда вратарям, а, значит, и ему, много били. Он вырос на том, что отразить десяток «мертвых» мячей за матч — не доблесть, а норма, он был готов брать на себя всю ответственность. Сколько я ни наблюдал за Яшиным, он никогда не кидался с упреками на своих това-рищей-защитников, и, если гол ему забивали, его длинная фигура выражала смущение и досаду, виноватым он считал себя одного.
Что же изменилось? Сокращение числа форвардов до двух— не объяснение, и кроме них есть готовые стрельнуть по воротам игроки середины поля и даже защитники. Совершенно иной сделалась нынче тактика обороны. У хорошо организованной, мобильной, классной команды, едва противник перехватит мяч, в оборону включаются все десять полевых игроков. Если кто-то один безучастен — уже изъян. И перед воротами возникает движущаяся, живая стена. Не знаю, ведется ли подсчет (в футболе все считают), но и на глаз видно, как часто удары по воротам принимают на себя защищающиеся, и мяч отлетает далеко в сторону без вмешательства вратарей. Форвард не знает, скольких ему надо обвести, чтобы вырваться и ударить, обойдет одного, второго, нет, тут как тут третий. Такая теперь раскидывается по-шахматному продуманная, частая заградительная сеть.
И обратите внимание: нынешние вратари, если вдруг в обороне мелькнет просвет, пусть угроза кончилась ничем, горячо отчитывают партнеров за этот просвет. Они— разгадчики, им мало быть заряженными реакцией на удар, в них ценится реакция на игровые метущиеся перемены. Рискну заметить, что по умению угадывать ситуацию и разряжать ее аккуратным, быстреньким и чистеньким выходом на перехват мяча, по умению отдавать распоряжения партнерам-защитникам лучшие из ныне выступающих вратарей превосходят своих предшественников.
Но игра остается игрой, рвутся самые крепкие сети, увлекшихся наступлением ловят на стремительных контратаках, форварды по-прежнему наносят «мертвые» удары, хоть и реже, чем во времена Г. Федотова, А. Пономарева и Н. Симоняна; есть и сейчас «звезды», кого издавна называют «грозой вратарей»,— О. Блохин, Р. Шенгелия, О. Протасов, И. Беланов, С. Родионов… Работы в прямоугольнике ворот хватает, несмотря на то, что многое в этой работе стало выглядеть иначе.
Ринат Дасаев и воплотил в себе, выразил то, как игра вратаря ответила на новые веяния в футболе. Он — вратарь современный, эры тотального футбола с его разнообразными комбинационными перестроениями, с участием большого числа игроков и в наступлении и в обороне, когда любая угроза стала замаскированной и надо ее предвидеть, разгадать, быть готовым к любому обороту событий. И, если именно так представлять его обязанности, то тонкая фигура и тонкое лицо оказываются как нельзя более уместными.
Уже упоминалось, что в футболе в чести язык цифр. И про Дасаева все сосчитано. Учрежден Клуб вратарей имени Льва Яшина. В него приняты те, кто в официальных матчах 100 раз уходил с поля, не пропустив мяча. Сейчас Дасаев занимает в таблице клуба верхнюю строчку, «сухих» игр у него 215, больше даже, чем у Яшина.
Дасаев — дважды чемпион страны, совладелец всесоюзного рекорда «Спартака», который на протяжении последних девяти чемпионатов брал одно из призовых мест. С 1979 по 1987 год — в списке «33 лучших», издаваемом федерацией, восемь раз — вратарь № 1; пять раз— чаще, чем кому-либо — ему вручали приз «Огонька», в 1982 году журналистами он был избран лучшим футболистом года. Участвовал в двух чемпионатах
мира, защищал ворота сборной СССР в 74 встречах (Яшин— в 75). Был приглашен в сборную мира на матч со сборной английской лиги в Лондоне минувшим летом.
Читатель вправе спросить: зачем понадобилась столь подробная «визитная карточка» в очерке, к месту ли она? Понадобилась по трем причинам.
Первая— Дасаеву 30 лет. Сколько бы ни твердили, что нечего заглядывать мастеру в паспорт, тридцать есть тридцать, сакраментальное число. Пусть он играет подольше, на здоровье. Но рубеж этот, вольно или невольно, обязывает оценить сделанное мастером.
Замеченный в команде второй лиги в 1977 году, в следующем году Дасаев встает в ворота «Спартака» с благословения тренера К. Бескова, а еще год спустя — и сборной страны. Играет без перерывов, без «творческих кризисов», охочий, жадный до своего вратарского дела, от сезона к сезону набирающий силу, уверенность, зоркость разгадчика, избавляющийся от юношеской инфантильности, от изломанности жестов и выпадов. И, по-моему, кроме всего прочего, в душе невидимо соревнующийся с другими вратарями— ровесниками и теми, кто помоложе. Это его личный турнир, турнир самолюбия, спортивной гордыни.
Вторая причина — пробел в этой визитной карточке. После того, как было учреждено звание заслуженного мастера спорта, много лет его присваивали по сумме заслуг. В последнее время это звание сделалось «нормативом», им в футболе отмечают победителей международных соревнований, практически выигрывавших европейский Кубок кубков. Не узок ли, не формален ли принцип применительно к командным видам спорта, не порождает ли он странности, когда высшего спортивного звания удостаивается игрок, ничем не примечательный, несколько раз выходивший на замену в «нормативном» турнире, тогда как игроки, славно потрудившиеся, скажем, в сборной, остаются не отмеченными? Понятно, я имею в виду не одного Дасаева. Но он своим примером, как и подобает капитану сборной, заставляет задуматься: не нарушена ли справедливость?
И третья причина, наконец,— Дасаев играет. А это значит, что и мячи в свои ворота пропустит, и хоть раз в году наломает дров, как в печальной памяти матче с бременским «Вердером», и желтую карточку вдруг схватит, как в октябре во встрече с «Араратом», и будет попадать под огонь болельщического скорого суда. Обычная история: святочные картинки не для играющих футбольных «звезд», на нашей памяти доставалось Боброву, Стрельцову, Яшину, Месхи, Блохину… Все с ними утрясается— но, правда, когда перестают играть. И нередко бывает совестно за то, что не разглядел, недооценил, придирался. Верно, что нас за душу берет футбол сегодняшний, томит — завтрашний. Но и без вчерашнего, без нашей памяти, нам не жизнь. И хочется знать меру, вовремя отдать должное. Пфюму я и взялся рассказать, что думаю о вратарях восьмидесятых годов, о Дасаеве, их представляющем.
Вполне может быть, кто-то не согласится со мной, я не настаиваю, пусть это будет просто импровизация, догадка, фантазия на вратарскую тему.
Лев Филатов